Чудо чудное, диво дивное - Страница 31

Царевна обрадовалась, берёт его за руку, ведёт к отцу и говорит:

– Батюшка! Вот мой суженый!

Разговоры тут коротки: весёлым пирком да за свадебку. Стал наш Ваня царским зятем, оправился, очистился, сделался молодец молодцом!

...

Тогда-то узнали братья, что значит отцовского завета слушаться.

Терёшечка

Худое было житьё старику со старухою: век они прожили, а детей не нажили. Вот пошёл раз старик в лес за дровами, выбрал дерево и только что замахнулся топором, вдруг говорит ему дерево человечьим голосом:

– Не руби меня, добрый человек. Я твоё горе знаю и в нём тебе помогу. Срежь ты с меня малую веточку, снеси домой, прикажи старухе её в чистые пелёнки укутать да в тёплую золу под печку положить; увидишь, что будет.

Послушался старик дерева, сделал всё по сказанному.

Сидят старик и старуха в избе, ждут, что из веточки будет. Вдруг слышится из-под печки голосок:

– Батюшка, матушка, выньте меня отсюда!

Заглянули под печку – а там мальчик лежит, да такой славный – настоящая ягодка. Обрадовались старики, назвали его Терёшечкой и стали беречь-растить.

Как стало Терёшечке семь годков, сделал ему старик челнок да вёсельце, старуха надела на сынка белую рубашку с красным поясом, и отпустили его рыбку ловить. Сел Терёшечка в свою лодку и поплыл – далеко-далеко.

Вот пришла старуха на берег и стала кликать Терёшечку:

– Терёшечка, сыночек, плыви-плыви к бережочку! Я, мать, пришла, тебе есть принесла.

Услыхал Терёшечка материн голос и стал приговаривать:

– Челночок-челночок, плыви к берегу ближе: это меня матушка зовёт!

Приплыл челнок к берегу, старуха Терёшечку накормила, напоила и опять за рыбкой отпустила.

Услыхала ведьма, как старуха сынка кликала, и задумала поймать Терёшечку, чтобы его съесть. Пришла она на берег и запела ласковым голоском:

– Терёшечка, сыночек, плыви-плыви к бережочку! Я, мать, пришла, тебе есть принесла.

Терёшечка обознался, приплыл к берегу – ведьма выскочила, схватила его, сунула в мешок, примчала к себе домой и приказывает своей работнице Алёнке:

– Истопи печь да зажарь мне Терёшку хорошенько, а я пойду по делу.

Алёнка истопила печь и говорит Терёшечке:

– Ну, ложись на лопату, я тебя в печь посажу!

– Да я мал ещё, не знаю, как на лопату ложиться, – говорит Терёшечка. – Ты сама мне покажи.

Легла Алёнка на лопату, а Терёшечка – шмыг её в печь и заслонкой закрыл. Сам вышел из дома, залез на высокое дерево и сидит.

Воротилась ведьма домой, вынула жаркое из печи – и давай есть. Ела-ела, потом вышла на лужок, стала на травке валяться да приговаривать:

– Покатаюся-поваляюся, Терёшкиного мясца поевши!

А Терёшечка ей с дерева:

– Покатайся-поваляйся, Алёнкиного мясца поевши!

Перестала ведьма кататься, видит: на дереве Терёшечка сидит. Взвыла она со злости, бросилась грызть дерево, на котором Терёшечка сидел. Зашаталось, затрещало дерево.

Сидит Терёшечка ни жив ни мёртв, вдруг видит: летит стадо гусей. Стал он их упрашивать:

– Гуси мои, лебёдушки! Возьмите меня на крылышки! Отнесите к отцу, к матери: там вас накормят-напоят!

– Ка-га! – говорят гуси. – Пусть тебя отсталый гусёнок возьмёт!

А дерево совсем уж перегрызено, вот-вот повалится. Остановилась ведьма отдохнуть, глядит на Терёшечку, облизывается. Вдруг летит отсталый гусёнок, чуть крылышками машет. Взмолился к нему Терёшечка:

– Ой ты, гусёк-лебедь мой! Возьми меня на крылышки, отнеси к отцу, к матери: там тебя досыта накормят, холодной водицей напоят!

Пожалел гусёнок Терёшечку, подхватил его на крылья.

Прилетел гусёнок к Терёшечкину дому и опустился на крышу. А старуха в то время блинов напекла; сидят они со стариком, сынка Терёшечку поминают.

– Это тебе, старик, блин, а это мне! – говорит старуха.

– А мне? – отозвался Терёшечка.

– Посмотри-ка, старик: что это там на крыше отзывается.

Вышел старик, глядь: а на крыше Терёшечка сидит, живой, здоровый. Обрадовались ему отец с матерью так, что и рассказать нельзя. И стали они жить-поживать, добра наживать.

...

А отсталого гусёнка отпоили, откормили, на волю пустили.

Белая уточка

Женился один князь на прекрасной княжне. Не успел он на неё наглядеться – а уж надо расставаться: пришлось ему ехать в дальний путь.

Как уехал князь, заперлась княгиня в своём тереме, никуда не выходит. Долго ли, коротко ли, приходит раз к княгине женщина, такая простая с виду да сердечная.

– Чего, – говорит, – княгинюшка, всё одна в терему сидишь, скучаешь? Хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала.

Понравились княгине эти слова. «Не беда, – думает, – по саду походить». И пошла.

А в саду тёк хрустальный ручей.

– Что, – говорит женщина, – день такой жаркий, солнце палит, а водица свежая, чистая. Давай искупаемся.

Подумала княгиня: «Ведь не беда искупаться». Скинула сарафанчик и прыгнула в воду. Только окунулась – женщина ударила её по спине.

– Плыви, – говорит, – белой уточкой!

И поплыла княгиня белой уточкой, вспорхнула и улетела далеко-далеко.

Ведьма только и ждала того: вывела из кустов свою дочь, размалевала так, что она сделалась похожей на княгиню, одела в княгинины платья, и сели они поджидать князя.

Долго ли, коротко ли, вернулся князь. Бросилась ведьмина дочь ему на шею, он обмана и не распознал.

А уточка снесла в камыше три яичка, вывела деточек: двух хороших, а третьего заморышка, и деточки её вышли – ребяточки. Вырастила их белая уточка, и стали они по реченьке ходить, злату рыбку ловить, лоскутки собирать, кафтанчики сшивать, да выскакивать на бережок, да поглядывать на лужок.