Чудо чудное, диво дивное - Страница 21

Много ли, мало ли ехали они и приехали наконец на Святую Русь. Подъезжает Иван-царевич к родному городу и говорит:

– Подожди меня здесь, Василиса Премудрая; пойду-ка я оповещу о тебе отца с матерью.

– Ступай, – говорит Василиса Премудрая, – только помни одно: как увидишь ты своих братьев и сестёр, которых ты ещё не видывал, не целуй их, а то навсегда меня позабудешь.

Пообещал Иван-царевич, да и забыл своё обещание: как увидал своих новых братцев и сестриц, обрадовался, стал их целовать и забыл свою жену, Василису Премудрую.

Три дня ждала-поджидала Василиса Премудрая своего мужа у городских ворот: не вернулся Иван-царевич. Нарядилась она нищенкой, стала ходить по городу, искать пристанища и нанялась к бедной старушке в работницы. Живёт она у ней, ждёт, когда вспомнит про свою жену Иван-царевич.

А Ивана-царевича отец собрался женить на богатой королевне, соседнего короля дочери. Вот и кликнул царь клич по всему своему царству, чтобы собирались все его подданные поздравлять жениха с невестою да чтобы несли, по старинному обычаю, пироги на царский стол. Стала и старуха, Василисы Премудрой хозяйка, пирог стряпать.

– Кому это ты пирог печёшь? – спрашивает её Василиса Премудрая.

– Разве не знаешь: наш царь женит своего сына Ивана-царевича на королевской дочке; вот я и понесу пирог обручённым на стол.

– Испеку и я от себя пирожок, – говорит Василиса Премудрая.

– Куда тебе! Не пустят тебя во дворец: больно на тебе одёжа плоха.

– Ничего, бабушка, ты сама мой пирожок снесёшь.

Испекла Василиса Премудрая пирог, а вместо начинки посадила в серёдку голубя с голубкою.

Идёт во дворце пир горой. Сидят жених с невестой за столом, принимают они дары от богатых гостей, а от бедных поздравления. И старушка два пирога принесла. Стали резать пирог Василисы Премудрой, а из него вылетел голубь с голубкою; полетали-полетали они по горнице и сели на стол перед женихом и невестою.

– Вспомни, вспомни, голубок, – говорит голубка, – как я была овечкою, а ты пастухом.

– Забыл, забыл, голубушка! – отвечает голубок.

– Вспомни, вспомни, голубок, как я была церковью, а ты старичком-священником.

– Забыл, забыл, голубушка!

– Вспомни, вспомни, голубок, как была я серой утицей, а ты селезнем.

– Забыл, забыл, голубушка! – отвечает голубок.

– Ну-ка вспомни, как говорила тебе Василиса Премудрая, что ты её позабудешь, коли поцелуешь своих братцев и сестриц!..

– Вспомнил, вспомнил! – закричал Иван-царевич, выскочил из-за стола и стал допрашивать: кто принёс пирог с голубями.

А Василиса Премудрая тут стоит между слуг и челяди нищенкой; узнал её Иван-царевич, взял за белые руки, стал целовать, обнимать.

– Батюшка, – говорит, – вот моя жена законная, Богом данная; не нужно мне другой жены!

Тут пошли спросы-расспросы; рассказал Иван-царевич обо всём, как дело было.

...

Я там был, богатые дары получил: холста конец да медных денег ларец – на том и сказке конец.

Никита Кожемяка

Поселился когда-то за Днепром у Киева страшный змей.

Стал змей сёла огнём палить, людей смерти предавать.

– До тех пор, – говорит, – буду здесь лютовать, пока не отдаст мне киевский князь свою дочь-красавицу.

Что делать? Пришлось девицу, княжескую дочь, отправить змею. Он её утащил в свою берлогу, что была в дремучем Броварском лесу, завалил берлогу брёвнами и сидит там с княжной. Тяжко княжне, а делать нечего…

Раз стала она ласкаться к змею и спрашивает:

– Есть ли на свете такой человек, который тебя осилил бы?

– Есть, – отвечает змей, – и такой человек; в Киеве над Днепром он живёт, зовут его Никитой, а по прозванию – Кожемяка, потому что он кожи мнёт. Как затопит он свою хату, так дым до самого неба подымается, а как пойдёт он на Днепр кожи мочить, так не одну несёт, а сразу двенадцать. Намокнут они в воде, я возьму да и уцеплюсь за них: вытянет он или нет? А ему и горя мало: как ухватится да потянет – только-только я отцепиться успею, чтоб он и меня на берег не вытащил. Вот этого человека мне только и страшно.

Узнала это княжна и задумала об этом домой весточку дать, чтоб отец с матерью упросили того Никиту её от змея выручить. А при ней был голубок из дому. Привязала она ему записку под крылышко и выпустила его.

Как отец с матерью получили ту весточку, сейчас же сами пошли того Кожемяку по Киеву разыскивать. Искали-искали, насилу нашли, над Днепром в убогой хатке. В ту пору Никита кожи мял – двенадцать кож сразу. Увидал он, что к нему сам князь с княгинею пришли, испугался, затряслись у него руки, и разорвал он те двенадцать кож.

Стали просить князь с княгинею Кожемяку выйти против змея – не могли упросить. И придумали они тогда: собрать всех малолетних ребяток из Киева и послать их к Никите: на их слёзы не сжалобится ли он, не избавит ли от змея православный народ.

Глядя на детские слёзы, заплакал и сам Никита. Обмотался он тридцатью пудами конопли, обмазался смолою, взял в руки десятипудовую палицу и вышел против змея.

– Что, Никита, биться пришёл или мириться? – спрашивает змей.

– Где тут мириться. Биться пришёл я с тобою, с проклятым.

Кинулся змей на Никиту – земля дрожит, – хватил его зубами и вырвал кус конопли со смолою; ударил его Никита палицею и вбил в землю по пояс. Долго бились они, наконец свалил Кожемяка змея. Взмолился змей:

– Не бей меня, Никита, до смерти. Нет на свете никого сильнее нас; разделим между собою всю землю пополам.