Попробовал Иван, кухаркин сын, – камень чуть-чуть подвинулся. Говорит им Иван Быкович:
– Мелко же вы плаваете! Постойте, я попробую.
Подошёл к камню да как двинет его ногою – загудел камень, покатился на другую сторону сада и переломал много всяких деревьев. Под тем камнем подвал открылся, в подвале стоят три коня богатырские, по стенам висит сбруя ратная: есть на чём добрым молодцам разгуляться!
Тотчас побежали они к царю и стали проситься:
– Государь-батюшка! Благослови нас в чужие земли ехать, самим на людей посмотреть да себя показать.
Царь их благословил, на дорогу казной наградил; они с царём простились, сели на богатырских коней и в путь-дорогу пустились.
Ехали по долам, по горам, по зелёным лугам и приехали в дремучий лес; в том лесу стоит избушка на курьих ножках, на бараньих рожках, когда надо – повёртывается.
– Избушка, избушка, повернись к нам передом, к лесу задом.
Избушка повернулась. Вошли добрые молодцы в избушку – на печке лежит Баба-яга – костяная нога, из угла в угол, нос в потолок.
– Фу-фу-фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится.
– Эй, старуха, не бранись, слезь-ка с печки да на лавочку садись. Спроси: куда едем мы? Я добренько скажу.
Баб-яга слезла с печи, подходила к Ивану Быковичу близко, кланялась ему низко:
– Здравствуй, батюшка Иван Быкович! Куда едешь, куда путь держишь?
– Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на калиновый мост; слышал я, что там не одно чудо-юдо живёт.
– Ай да Ванюша! За дело взялся; ведь они, злодеи, всех заполонили, всех разорили, ближние царства шаром покатили.
Братья переночевали у Бабы-яги, поутру рано встали и отправились в путь-дорогу. Приезжают к реке Смородине; по всему берегу лежат кости человеческие, коню по колено костей навалено! Увидали они избушку, вошли в неё – пустёхонька – и вздумали тут остановиться.
Пришло дело к вечеру. Говорит Иван Быкович:
– Братцы! Мы заехали в чужедальную сторону, надо жить нам с осторожкою; давайте по очереди в дозор ходить.
Кинули жребий – досталось первую ночь сторожить Ивану-царевичу, другую – Ивану, кухаркину сыну, а третью – Ивану Быковичу. Отправился Иван-царевич в дозор, залез в кусты и крепко заснул. Иван Быкович на него не понадеялся; как пошло время за полночь – взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост.
Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися – выезжает Чудо-юдо шестиглавое; под ним конь споткнулся, чёрный ворон на плече встрепенулся, позади пёс ощетинился. Говорит Чудо-юдо шестиглавое:
– Что ты, волчья сыть, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, а ты, пёсья шерсть, ощетинилась? Иль думаете, что Иван Быкович здесь? Так он, добрый молодец, ещё не родился, а коли родился – так на войну не сгодился; я его на одну руку посажу, другой прихлопну – только мокренько будет!
Выскочил Иван Быкович:
– Не хвались, нечистая сила! Не поймав ясна сокола, рано перья щипать. А давай лучше силы пробовать: кто одолеет, тот и похвалится.
Вот сошлись они – поравнялись, так жестоко ударились, что кругом земля простонала. Чуду-юду не посчастливилось: Иван Быкович с одного размаху сшиб ему три головы.
– Стой, Иван Быкович! Дай мне роздыху.
– Что за роздых! У тебя, нечистая сила, три головы, у меня всего одна; вот как будет у тебя одна голова, тогда и отдыхать станем.
Снова они сошлись, снова ударились; Иван Быкович отрубил Чуду-юду и последние головы, взял туловище – рассёк на мелкие части и побросал в реку Смородину, а шесть голов под калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся. Поутру приходит Иван-царевич.
– Ну что, не видал ли чего?
– Нет, братцы, мимо меня и муха не пролетала.
На другую ночь отправился на дозор Иван, кухаркин сын, забрался в кусты и заснул. Иван Быкович на него не понадеялся; как пошло время за полночь – он тотчас снарядился, взял с собой щит и меч, вышел и стал под калиновый мост.
Вдруг на реке воды взволновалися, на дубах орлы раскричалися – выезжает Чудо-юдо девятиглавое; под ним конь споткнулся, чёрный ворон на плече встрепенулся, позади пёс ощетинился. Чудо-юдо коня по бёдрам, ворона по перьям, пса по ушам:
– Что ты, волчья сыть, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешься, ты, пёсья шерсть, щетинишься? Иль думаете, что Иван Быкович здесь? Так он ещё не родился, а коли родился – так на войну не сгодился: я его одним пальцем убью!
Выскочил Иван Быкович:
– Погоди – не хвались, прежде Богу помолись, руки умой да за дело примись! Ещё неведомо – чья возьмёт!
Как махнёт богатырь своим острым мечом раз-два, так и снёс у нечистой силы шесть голов; а Чудо-юдо ударил – по колена его в сыру землю вогнал.
Иван Быкович захватил горсть земли и бросил своему супротивнику прямо в очи. Пока Чудо-юдо протирал свои глазища, богатырь срубил ему и остальные головы, взял туловище – рассёк на мелкие части и побросал в реку Смородину, а девять голов под калиновый мост сложил.
Наутро приходит Иван, кухаркин сын.
– Что, брат, не видал ли за ночь чего?
– Нет, возле меня ни одна муха не пролетала, ни один комар не пищал!
Иван Быкович повёл братьев под калиновый мост, показал им на мёртвые головы и стал стыдить:
– Эх вы, сони, где вам воевать? Вам бы дома на печи лежать!
На третью ночь собирается на дозор идти Иван Быкович; взял белое полотенце, повесил на стенку, а под ним на полу миску поставил и говорит братьям: